Агафон Казимирович Лихой.
...Продолжение последовало...
Агафон вырос законченным эгоистом. Но это была не его вина. Он не мог любить ни мать, жестоко обращавшуюся с ним с раннего, четырехлетнего возраста. Ни отца, который днем пропадал неизвестно где (неизвестно где и неизвестно с кем), вечером играл домино, винт бридж, покер, преферанс, козла, простого дурака, подкидного дурака, переводного дурака, дурака навалом, пьяницу, очко, спорт-лото и тотализатор в кибитках своих друзей-цыган-единомышленников, а ночью, проигравшись в пух, перо, пепел и прах возвращался домой бил посуду, рвал газеты, непотребно ругался с МариУУУУлой и заваливался в грязных сапогах на чистые простыни детской кроватки Агафона.
Не мог Агафон любить и многочисленных сводных братьев и сестер, которые с завидной регулярностью появлялись на чистых простынях малыша-озорника Агаши, мешая ему спокойно засыпать своими воплями, криками, писками, соплями и слюнями, а так же вовремя несмененными пеленками неизвестной иностранной фирмы, которые пропускали не только влагу, но и запахи неокрепшего детского организма. Мариола, скрывая от Агафона истинное положение вещей, говорила, что находит их в капусте… Не мог их любить Агафон. И не любил. Не видел Агафон в них родных черт. Не похожи они были на него- ни рожей, ни кожей. Поэтому, с завидной регулярностью появлявшись, с еще более завидной регулярностью они пропадали из кибитки молодых и резвых цыган. Зато на их месте появлялись- то мешок яблок, то мешок картошки, то просто- вещь-мешок, чтобы то ни было Агафон, будучи от природы экономистом, считал это выгодной бартерной сделкой, и только кочанов капусты никогда не было в мешках Агафона.
Итак, Агафон никого не любил, никого, только себя.
С детских лет Агафон рос разносторонне развитым цыганским ребенком. Он увлекался спортом: бегом, верховой ездой, плаванием, водным поло, конным поло, прыжками в длину, прыжками в высоту, метанием цыганского молота, метанием цыганского диска, стрельбой из ружья, стрельбой из винтовки, пистолета, лука, рогатки и прочими цыганскими спортивными игрищами. Уже в пять лет Агафон давал фору в прятках, вышибалах, казаков-разбойников, прыганию через скакалку, лазанию по деревьям, переплытию рек, озер, каналов, спортивному ориентированию на незнакомой местности, построению азимутов, составлению маршрутов любому цыганскому пацаненку в возрасте от трех до тринадцати лет…К 13 годам он хорошо изучил территорию проживания табора, все ее возвышенности и низменности, горные хребты и межгорные котловины, леса и поля, реки и речушки, пруды и заводи, дороги и дорожки, тропки и тропинки, весь, весь рельеф этого сурового, но благодатного края, который образовывался в течении многих тысяч, а может и миллионов лет под воздействием сближения и столкновения отдельных крупных литосферных плит, деятельности поверхностных и подземных вод, силы тяжести, вулканизмом, древних оледенений, землятрясений, геологов, археологов, Гринписа, простых смертных, и, лишь одно место Агафон боялся и почти никогда не ходил туда. Это место в таборе называли Дивным лесом. Слышал Агафон сказки бабки Надынель Норбековны Недострахован – Незастрахован - Неперестрахован, в девичестве Негодован о том, что в лесу этом странным образом пропадает мужское население местного хутора, и, решил ходить туда изредка- по БОЛЬШОЙ нужде.
В таборе Агафона любили и ненавидели с одинаковой силой. Особенно обострились эти чувства однотаборян после того, как Агафон познал ВСЕ прелести верховых прогулок жаркими июньскими вечерами и темными августовскими ночами... охотно приглашали юные цыганки Агафона в свои девичьи кибитки, показывали ему свои безделушки, сокровища, прелести… и юные цыганки, и молодые цыганочки, и зрелые цыганские матроны...
В общем, к двадцати двум годам Агафон понял и познал все прелести горячей, пылающей страстью цыганской любви!!!
Продолжение следует...