Стояло раннее знойное утро нового знойного дня. Агафон проснулся и вышел из своей расскаленной палящим утренним солнцем кибитки. Сильно пахло горелым. Агафон не обратил бы на это внимание, т. к. ему было по хую, если бы не заметил, что кто-то спиздил его красное пожарное ведро, прибитое литыми гвозьдями к кибитке. Вот тут то Агафон охуел по-настоящему. Только позавчера Агафон спиздил ведро в библиотеке Петра Броневого, пока тот расскладывал по полкам журналы, а сегодня это ведро уже спиздили у самого Агафона. Агафон был в недоумении. Агафон в мнгновение ока, накинув на себя расписную циганскую рубаху, шаровары, и обувшись в начищенные до блеска сапоги, хотел прыгнуть в стремена ретивого коня Чаплина, но Чаплина, как, тут же, вспомнил Агафон, спиздили и сожрали татары. Поэтому пришлось идти пешком. Запах гари привел Агафона к рабочей кибитке Бабки Негодован, которая объяснила сильное задымление, тем, что у нее пригорели крошки хлеба, которые она не убрала со сковороды, а ведро она взяла взаймы, чтобы потушить располыхавшийся в округе пожар...
Да, ничего не предвещало беды в это удивительное знойное утро, пропитанное дымом и гарью...