К этому дню Табор готовился целый год, начиная с 9 апреля: просыпался с первыми петухами, потягивался, делал утреннюю гимнастику, принимал легкое омовение из общего бочонка дождевой воды, плотно завтракал, тщательно одевался в соответствии с погодными условиями, выходил на ступеньки своих кибиток, втягивая загорелыми ноздрями свежий Таборской воздух и принимался за изнурительную работу по подготовке предстоящего ежегодного праздника. Первым делом цыгане собирали Таборской совет по обсуждению необходимого праздничного минимума, который может потребоваться им для беззаботного гуляния. Совет, как правило, начинался дружескими перепалками, продолжался громкой руганью и жаркими спорами и заканчивался страшной цыганской потасовкой. Цыган на Совете было так много, что они никогда не могли прийти к общему консенсусу. Порвав на себе всю одежду, плюнув друг другу в лицо и обступав соседям ноги цыгане разбегались по своим кибиткам в растрепанных чувствах с поднятыми друг другу нервами. Кроме ННН. ННН была довольна. Она вприпрыжку шла к своей мрачной кибитке, насвистывая мотив древне-цыганской народной песни, которая сохранилась и укоренилась в ее старческом мозгу еще с детства. Заходя во внутрь ННН начинала прыгать, танцевать, кружиться, петь и гоготать во весь голос, потом падала без сил на свой старый полосатый матрас и вспоминала, скольким она отдавила ноги и как ей удалось оплевать всех вокруг в радиусе 5-6 метров. Минут через 13-14 ННН вскакивала и начинала заниматься своими повседневными черными магическими делами.
Агафон никогда не принимал участия в Таборском Собрании, как в прочем и в Таборском вставании, т. к. после праздника убегал к молодым цыганкам в соседний табор, а иногда проводил ночь вместе с Ленкой Хгерпис в библиотеке у Петра Броневого.
Возвращался он в Табор как раз в разгар работы по подготовке нового праздника. Цыгане уже занимались каждый своим делом на благо общественности, кто чем: заготавливали табак, сушили траву, пиздили папиросную бумагу у близлежащих соседей по местности, мастерили трубки и мундштуки, кололи дрова, таскали хворост, нарезали лещину, чистили место для Таборского костра от золы и пепла, мыли котлы для варки Таборского чая-грога и Таборского супа, чистили до блеска огромную чугунную Табарскую сковородку, споласкивали чарки и миски, стирали скатерти, полотенца и бумажные салфетки, сушили матрасы, перины, одеяла, пледы, простыни и подушки в лучах теплого апрельского солнца, протирали пыль, смахивали вениками паутину, мыли полы, выбивали многочисленные ковры, дорожки и коврики, белили потолки, замачивали занавески, переставляли разные безделушки и сувениры с места на место, пересчитывали свои деньги, пересматривали свои драгоценности, проверяли пробы золота и прочности нитей в бусах, ровность жемчужин и длину своих волос, зашивали дырки, лотали протертости, подгибали подолы, обметывали обмахрившиеся края, готовили ядреное Табарское пойло на основе Хуторского самогона, спизденного из тайных погребков семьи Столичных, бабка Негодован раскладывала многочисленные пасьянсы, варила свои едкие зелья и чистила зубы вставной челюсти. Все трудились, все были при деле. Кроме Агафона. Агафон работать не мог. Хотел, но не мог. Бессонная ночь влекла его бренное тело под чистый полог кибитки, откидывала его мягкое теплое одеяло и укладывала Агафона на пуховую перину. Глаза Агафона медленно закрывались, и Агафон погружался в глубокий и здоровый сон.
Так, в трудах и заботах, незаметно проходил год и наступал праздник День Цыган.