…Раскинулось впереди благодатное Пшеничное поле от левого края до правого, от окраин Хутора до горизонта своими бескрайними просторами…
Добрела до него Аграфина, уставшая и вспотевшая. Добрела, огляделась по сторонам, посмотрела вперед на золотую рожь, уходящую за горизонт, и подумала: «Твою мать…». Девочка знала, что переход по полю займет у нее часа четыре, может пять, если идти быстро и по прохладе, но с ее ношей и с дикой усталостью, да еще и при жаре сорок два градуса (думать о том, что температура могла подняться еще на пару градусов, просто было страшно), идти не меньше семи – восьми часов. Ужаснулась Аграфина, но выбора не было – надо идти вперед к бабуле-инвалиду, ибо возвращение домой к матушке черевато поркой за выпитую бутылку самогона и недельным заточением в погребе с молитвенником в руках. Вздохнула тяжело Аграфина, сплюнула и шагнула вперед.
Долго шла девочка по Пшеничному полю под безжалостно палящим солнцем, таща за собою тяжелую корзину с гостинцами, спотыкаясь и матерясь, проклиная всех и вся, особенно дорогую бабушку и родную мамочку. Пот струился ручьями по спине, мокрая и липкая одежда приставала к телу, кирзовые сапоги напрягали ноги до предела, резиновая бордовая шапочка «тисками» давила на маленький череп, корзина оттягивала руки… Аграфина выбивалась из сил.
Решила девчушка отдохнуть. Поставила она корзину на землю, придавив ею квадратный метр колосьев пшеницы, и стала осматриваться вокруг в поисках хорошего места для привала. Взгляд ее упал на красивый и аккуратный стог свежескошенного сена, который горделиво и величественно возвышался над полем в полукилометре от Аграфины. «Твою мать…» - еле слышно произнесла она. Сил уже не было идти, хотелось все бросить и остаться здесь, но стог манил и притягивал на себя взгляд. Проблема выбора встала перед девочкой – либо остаться тут, на жесткой земле, либо пройти еще минут тридцать вперед и залезть на мягкий и ароматный стог сена, где можно было и вздремнуть с полчасика… «Твою мать…» - уже чуть громче произнесла Аграфина. Подняла она с «земли предков» тяжеленную корзину и поплелась по направлению впередистоящего стога…
Час тащилась девочка, еле-еле перебирая ногами сквозь колосья зрелой пшеницы, пока не дошла до вожделенного стога. Силы почти полностью покинули ее. Собрав всю свою волю в маленькие кулачки мокрые от пота, девочка поставила на землю корзину, стянула с себя варежки и обильно шепча себе под нос матерные слова, стала взбираться на стог. Достигнув его вершины, Аграфина с чувством полного удовлетворения растянулась на нем, раскинув в стороны свои усталые ножки и ручки. Приятная нега и волна неописуемого блаженства прокатились по телу маленькой девочки. «Твою мать!» - произнесла Аграфина голосом, полного неземного удовольствия. Несколько минут лежала дочка Столичных, наслаждаясь долгожданным отдыхом под лучами беспощадно палящего солнца, пока не поняла, что в дополнение к этому ей не хватает еще «чего-то». «Чем-то» оказалось желание выпить качественного родительского самогона.
Скатилась со стога Аграфина на землю за порцией спасительного напитка. За несколько секунд девочка проделала операцию по извлечению еще одного бутыля из недр корзины. Быстро раскупорив бутылку, она за несколько глотков осушила ее содержимое, закусив одним пирожком с салом. «А жизнь то, налаживается!» - промелькнуло в голове у ребенка. Решив чуть вздремнуть, чтобы пополнить запас своих сил, Аграфина опять начала взбираться на стог сена, как вдруг ее слегка затуманившийся взгляд уловил какое движение в колосьях пшеницы. Забыв про свою усталость, двигаемая своим любопытством, девочка направилась в сторону движения, чтобы увидеть то, что отвлекло ее от получасового сна. Аккуратно пробираясь в зарослях полевой культуры, чтобы не спугнуть полевого суслика (а в том, что это был именно полевой суслик, она почему то не сомневалась), Аграфина входила в образ «матерого охотника». Почти уже ползком на животе, девочка все ближе и ближе приближалась к цели. Осторожно раздвинув руками колосья пшеницы, она увидела большого жирного зверя непонятной ей породы, который потрошил мешок с мусором, брошенный кем-то в поле.
Зверь относился к породе крупных кроликов с чистобелым волосяным покровом без отметин, с красными глазами. Огромные размеры внушали страх, на вид он тянул килограмм на десять – двенадцать. Кролик обладал крепкой конституцией, толстым массивным костяком, большой головой с длинными широкими прямостоячими ушами. Туловище кролика было вытянутым, длиной около метра; грудь глубокая, хорошо развитая и достаточно широкая, обхват ее за лопатками на первый взгляд достигал пятидесяти сантиметров; спина у него была широкая, прямая и длинная; пояснично-крестцовая часть тоже была длинной и достаточно широкой; круп широкий, округлый; лапы крепкие, прямые, длинные, широко поставленные. Да, это был не полевой суслик…